Gereford

СМОЛЕНСКИЕ ХАТЫНИ: О НИХ НАДО ПОМНИТЬ!

В это воскресенье мы будем отмечать 68-ю годовщину освобождения нашей области от немецко-фашистских оккупантов. Традиционно возложим цветы и венки к памятникам погибших воинов, на братские могилы.
Давайте в этот день еще почтим память безвинно убиенных стариков, женщин, младенцев, а их погибло в ту войну не тысячи, а сотни тысяч. В одном только Угранском районе было сожжено немцами 120 деревень.
...25 сентября 1943 года Красное знамя вновь взвилось над многострадальным Смоленском, который, как и Вязьма, лежал в руинах. Радости тех, кто дождался освобождения, не было предела, и даже горечь утрат родных и близких не могли омрачить ее.

Есть во Всходском районе
деревня такая,
Где над речкой крушина
цвела,
Где гармонь, на гулянье
девчат закликая,
Вдоль по берегу вечером
шла;
Где в полях поднималися
дружные всходы,
По оврагам журчали
ручьи,
Где на ясные зори,
на тихие воды
Прилетали весной
соловьи...

Ничего от деревни моей
не осталось,
ничего - ни кола, ни двора.
Оплели ее немцы
колючкою ржавой,
Чтобы жить и дышать
не могла,
И во имя разбойной
фашистской державы
Подожгли и спалили
дотла.

Все растерзано, смято,
разбито, разрыто,
И неведомо сколько
недель -
Одинокий и скорбный,
людьми позабытый -
Над колодцем скрипел
журавель.
Опаленный пожаром,
взывал он о мести
За великие муки земли,
За людей, что палач
растоптал, обесчестил,
Что до срока в могилу
легли...

М. Исаковский

Более двух лет топтал гитлеровский сапог нашу родную Смоленщину. За это время по некоторым данным каждый третий(!) житель стал жертвой оккупантов.

Страшная статистика. Еще страшнее были свидетельства тех, кто по счастливой случайности остался в живых.
Все мы знаем белорусскую Хатынь. В марте 1943 года немцы уничтожили здесь 149 жителей – от мала до велика. На месте трагедии сооружен пронзительный до боли мемориал со скорбной фигурой старика, несущего на руках мертвого ребенка.
А сколько таких трагедий было на Смоленщине – трудно сосчитать! В сентябре 1941 года около деревни Починок была повреждена телефонная линия. Немцы согнали оставшихся в деревне стариков, женщин и детей в помещение правления колхоза и заживо всех сожгли…

В Сычевском районе 22 декабря 1942 года каратели устроили зверскую расправу над жителями деревни Аксенино якобы за связь с партизанами. В огне погиб 21 человек, из них девять детей в возрасте от 2 до 8 лет.

Вот скупые строки «Сообщения чрезвычайной государственной комиссии» еще об одной трагедии: «Фашистские власти заподозрили жителей деревни Корбутовка в связи с партизанами и сожгли деревню дотла. Колхознице Барановой, протестовавшей против такого разорения, немцы разрезали живот, изрезали лицо ножом, а детям ее вывернули руки и проломили черепа…»

На территории Сычевского района гитлеровцы организовали концлагерь для мирного населения, в том числе и детей в возрасте от 8 до 15 лет, подозреваемых в принадлежности к партизанам и разведке Красной Армии. Из 5 тысяч человек было истреблено 3 тысячи взрослого населения и одна тысяча детей.

Кроме того, еще 7 тысяч жителей было угнано на каторжные работы…

2 апреля 1943 года в областной газете «Рабочий путь» №14 была опубликована корреспонденция «Трагедия в селе Ордылеве»:

«Чудовищное преступление немцы совершили в селе Ордылеве Смоленской области. По приказу офицера к 5 часам дня к центру села было согнано все население окрестных деревень. Когда жители собрались, немецкие автоматчики открыли по ним огонь. Раздались душераздирающие крики и стоны. От рук бандитов погибло 26 человек. Остальных жителей немцы загнали в четыре крестьянских избы.

На другой день беззащитных людей группами выводили на улицу и расстреливали. Живых заставляли подбирать трупы и относить их в соседний дом, а потом убивали и их. В четырех домах под замком остались пленные женщины и дети. Палачи собирались истребить и их. Они уже подожгли дом Марии Кузнецовой, в котором под запором сидело 150 человек. Подоспевшие части Красной Армии спасли их от гибели.

В деревне Сверкушино гитлеровцы после насилий расстреляли 17-18-летних девушек Анну Дмитриеву, Тамару Евсееву и Нину Муравьеву, а трупы их облили керосином и сожгли.»

Вяземский район не был исключением.

5 февраля 1942 года карательный отряд окружил деревню Пекарево. Сначала грабили, а затем стали поджигать дома. Местных жителей загнали в два сарая. Тех, кто пытался выбраться, расстреливали из пулеметов. Затем сараи подожгли. Погиб 21 житель деревни, лишь один человек чудом остался в живых.

Особенно много населенных пунктов было предано огню перед отступлением фашистских извергов. 7 марта 1943 года в деревню Чертовка было согнано более 400 человек из окрестных сел. Из них уцелел лишь подросток Семен Самуйлов, чьи жуткие воспоминания были напечатаны в нашей газете. Остальные либо пали под пулями, либо сгорели. 8 марта 1943 года в деревне Гаврилки было сожжено 180 человек, 9 марта в деревне Песочня в огне погибло 136 жителей.



В сборнике очерков «Твой след на земле» (Смоленск, 1985 год) есть материал журналиста Орика Лонского, в котором рассказывается о трагической судьбе жителей деревни Драчево бывшего Гжатского района и приведена чудовищная статистика:

«В первых числах марта 1943 года часть деревенских фашисты под конвоем отправили на запад. Другая часть осталась. Более того, здесь скопилось много людей, которых гнали из других населенных пунктов.

Часть людей они загнали в дом председателя колхоза и на ферму, где наглухо забили ворота. Затем подожгли деревню. Комиссия через шесть дней после трагедии пыталась изучить обстоятельства дела. Было выяснено 119 фамилий сгоревших заживо людей из Драчева и Михалкина, а фамилии остальных выяснить не смогли, хотя здесь погибло около трехсот человек.
В каждом районе Смоленщины есть своя Хатынь, есть своя Лидице. Батуринский район. В колхозе имени Димитрова сожжено 339 граждан, в колхозе «Правда» - 16, в колхозе «Мирополье» - 57, в деревне Дмитриево - 27.

В Гжатском районе 49 человек сожжено в колхозе «Мишино», 44 - в деревне Куликово, в Глинковском - 384 в деревне Ляхово, 47 - в Спасском. В деревнях Орлово и Варнавино Демидовского района сожжено 300, в деревне Дерново - 102, в колхозе имени Чкалова - 36. Это только часть населенных пунктов Демидовского района, где фашисты заживо сжигали людей. Например, из когда-то цветущей деревни Ивченки, что на берегу Гобзы, остался в живых только один мальчишка.

В Слободском районе сожжено 159 граждан, в деревне Новой Сычевского района - 200, в Зайчиках того же района - 23. 100 человек сожжено в деревне Палкино Холм-Жирковского района, 100 человек - в деревне Колодезки Темкинского района. …Там и сейчас бьют чистые ключи и тихо шумят березы.»

Тысячи заживо сожженных смолян, кажется мне, как поется в песнее, строятся в шеренги. К ряду ряд. И нет края…».

Gereford

С Бычковым Петром Афанасьевичем (на снимке) я знаком давно. Всегда жизнерадостный, с гармонью в руках, он был душой кампании. И никогда ни у меня, ни у других окружающих его людей не возникало мысли, что пришло пришлось пережить этому человеку много лет назад.

А недавно я увидел у него в руках фотографию красноармейской газеты «На штурм врага» за март 1943 года, под которой был текст:

« В деревне Новое Семлевского района Смоленской области немцы загнали в два дома всех жителей деревень Новое, Ломанчино, Криволевка и заживо сожгли».

В тот день погибло 287 человек – это намного больше, чем в Хатыни.

Даже сейчас, спустя столько времени, нелегко вспоминать прошлое. Но я попросил Петра Афанасьевича рассказать, как было дело.

«Родился я 30 мая 1939 года, был в семье поскребышем. Родители – крестьяне.. Отец с финской ушел на Великую Отечественную и в 43-м погиб под Ленинградом.

Осенью 41-го сидел на лавке у окна. Увидел: лошади проехали, мотоцикл... Мама сказала: «Это немцы».
Они, как пришли, стали требовать: «Яйца, куры...» В нашем доме на ночь не оставались. Мы жили на окраине, кругом лес, - фрицы боялись партизан. Выставили часовых. Отбирали не только еду, но и одежду. Помню себя в лаптях и рваной шубенке.
В 42-м мы хлеб пекли с мякиною. В пищу шли башки клевера, щавель, лебеда, крапива, липник. Собирали мороженую картошку весной и пекли блины-тошнотики. Соли не было, пользовались калийной - удобрением. Опухали от съеденной травы. Попробовали дохлую конину. Многие от такой еды умирали.

Начали отбирать и угонять в Германию трудоспособную молодежь. Из нашей семьи взяли в рабство Нину и Надю.
Помню, как прятались в лесу, когда немцы собирались всех отправить в Германию, как загоняли в сарай без окон и крыши, как убегали от перепившихся часовых, как мать прятала меня за баней, накрыв большой кадушкой, как в Ломанчине расстреляли лечившихся в госпитале...

Самым страшным стал март 43-го, когда немцы начали отступать. По всей округе объявили, что будут давать продукты. Собрали и малого, и старого в деревне Новое. Здесь также оказались гришинские, шумаевские, ломанчинские, криволевкские, федоровские, с Ельни два человека. Находились наши раненые солдаты, которые прятались на чердаках. Один молоденький говорил: «Если останусь живой, дам о себе знать, напишу или приеду».

Все ходячее население построили в шеренгу по четыре человека и погнали протаптывать дорогу до деревни Гришино. Ее сожгли полностью и всех пригнали под охраной обратно. А те, кто не мог идти, старые да малые, находились в деревне Новое в огороже - колючая проволока в два ряда. Их охраняли часовые. Окна забили, стены обложили соломой.
Тех, которые протаптывали дорогу, тоже загнали в эту хату и никого не выпускали.

Примерно часов в шесть подожгли. Мы всей семьей стояли около двери с солдатами, которые хоронились у нас. Часть дома, покрытая соломой, являлась жилой. А во второй не было потолка и пола, что нас и спасло. Когда подожгли, люди напирали на окна, на двери и попадали под автоматные и пулеметные очереди.

Двери выбили, колючая проволока наклонилась от натиска толпы. Солдаты сказали: «Первого часового сбиваем...»
В это замешательство и под покровом дыма через второй ряд колючей проволоки солдаты хватали кто был под рукой и кидали через проволоку, в снег.

Спаслись от огня многие, но их догоняли и расстреливали, а мы первые по дыму ушли.

Затем сидели под дубом, пока совсем стемнело. Немцы стали стрелять в нашу сторону с миномета. Мать испугалась за наши жизни, всех увела в лощину, дальше в лес. А потом мина попала под дуб, где мы прятались, и вывернула его с корнем.
Ночевали в дяди Гришином лесу (дядька наш), сидели в лапнике, сбившись в кучу. Нам были слышны крики, стоны, вопли, плач. Они слышались в округе за десять километров.

Рано утром раздались голоса женщин со стороны дороги Дуденки-Федоровское. Мать вышла из укрытия, увидела также и на лыжах в белых халатах наших разведчиков. Узнав ее, женщины позвали посмотреть, нет ли живых на пожарище. Они же первыми сообщили разведчикам, что нам удалось избежать сожжения.

Пришли на страшное место. Живых нет никого. На снегу лежат убитые. В первой половине, где были пол и потолок, узнать кого-либо было невозможно.

А во второй - у кого были обгоревшие ноги, руки, голова... А чтобы их было не узнать или чтобы они больше сгорели, немцы пособрали в деревне повозки, сани, кадушки, солому и положили на людей, запалив все это. Одна застреленная женщина лежала недалеко от дома: штыками были исторканы лицо и грудь.

В Бордюковом дворище живьем бросили семью в колодец.

Вскоре тут проходила фронтовая воинская часть, наши солдаты увидели зверства немцев, сделали снимки, написали о происшедшем в своей газете. Ушедших до срока из жизни похоронили в двенадцати братских могилах.
Местные жители установили временное надгробие, ухаживали за погребениями. А деревня Новое стала называться Борьбой. В честь людей, которые боролись за жизнь. И колхоз тоже получил имя «Борьба».

Когда мы убегали, меня ранило осколком в ногу, шрам виден и сейчас. Также была сломана левая ключица. А когда угоняли сестер в Германию, я стал заступаться, немец ударил меня головой о кованый сундук. Он разбил мне темя, вмятина тоже сохраняется до сих пор…»

Спустя более чем 60 лет Петр Афанасьевич решил увековечить трагические события той поры. В деревне Фоминское Угранского района, где он сейчас проживает сам создал мини-мемориал «Всем погибшим в войне» и посадил рядом аллею.
А годом раньше было принято решение Угранского районного Совета депутатов о выделении земельного участка размером 1 гектар в бывшей деревне Прасковка для размещения мемориала в память о заживо сожженных земляках.

И через несколько месяцев состоялось его открытие. За короткий срок участок облагородили, установили на нем большой поклонный крест из обожженных сосен, камень. Решили по всему периметру поля еще посадить и яблони, чтобы они на День Победы радовали глаз всех приехавших сюда.

У нас все гораздо скромнее. Памятники есть на месте бывших деревень Песочня и Пекарево, но ухаживают за ними от случая к случаю.

Не потому ли подрастающее поколение вязьмичей совершенно не знает, сколько крови было пролито во имя Победы – не только воинов, но и мирных жителей, помогавших партизанам в борьбе с ненавистным врагом.

Кипевшие споры вокруг создания мемориала на месте лагеря «Дулаг-184» вроде бы поутихли, и по последним данным ведется работа над проектом. Было бы справедливо, если бы его авторы наряду с увековечиванием памяти десятков тысяч уничтоженных здесь военнопленных определенное место отвели и для жителей сожженных деревень.
Ведь и те, и другие – жертвы войны, о которых забывать нельзя.

Г. Ширяев

АРИадна

Черти поганые.
Что касается темы ВОВ, я не толерантна - никогда не была и никогда не буду.
Твари паскудные.
Откуда в людях, если они люди, столько мерзости?
Не буду переходить на личности (т.е. на национальности), но столько паскуд, сколько оказалось в строю у Гитлера, история российская не припомнит.

Добавлено через 52 секунды
Большое спасибо за тему.
Это наиважнейшая тема в истории нашей страны.

АРИадна

дубль
10симв