tatianasiv

Моя подруга усыновила ребенка, когда ему был один годик. Сейчас ему 10. Сейчас перед ней встал вопрос, в каком возрасте рассказать ребенку об усыновлении и стоит ли говорить вообще. А как поступили бы Вы?

Black

Считаю, что сказать нужно в любом случае. Возраст.. возраст, в каком нужно сказать об усыновлении, должен рассматриваться сугубо индивидуально. Это нужно смотреть по конкретной семье, ситуации, и остальным факторам. А об усыновлении ребенок знать однозначно должен.
Сугубо мое мнение.

Алексей

Усыновление (удочерение) рассматривается как средство удовлетворения интересов несовершеннолетних детей. Именно поэтому глава 19 Семейного кодекса РФ (СК РФ) начинается словами: «усынывление... допускается только в их интересах». Благодаря усыновлению ребенок приобретает новую семью или его семья становится полной.
Стремление наших законодателей аргументировать необходимость тайны усыновления противоречит многолетнему опыту других стран (Англия, Франция, США и др). Там считают, что успех семейного воспитания не в соблюдении формальной стороны усыновления, а в более сложных и тонких оттенках взаимоотношений воспитателя (усыновителя) и воспитанника (усыновляемого), определяющих качество семейного воспитания. Вот почему у зарубежных исследователей проблемы тайны усыновления еще в 60-е годы возник вопрос: имеет ли смысл такая тайна, равноценна ли она пожизненному страху родителей, усыновивших ребенка, перед возможностью ее разоблачения? Сегодня, когда идет процесс сближения законодательства РФ с положениями Конвенции ООН о правах ребенка, нельзя не заметить и того обстоятельства, что в статье 21 этой Конвенции, посвященной усыновлению, ничего не говорится о тайне усыновления.
Соглано имеющейся практики в странах Западной Европы, США и.тд практически все усыновители нового поколения планируют не только сказать детям, что они усыновлены, но и рассказать им как можно больше об их происхождении. Приезжающие иностранцы спрашивали работников детдомов, нельзя ли познакомиться с "кровной" матерью, снимали на видеопленку одногруппников и воспитателей своего ребенка, нередко приводя окружающих в ужас.
Вопрос сложный и однозначно его не решить.

Lisa

Я абсолютно согласна,что рассказать надо обязательно. И тогда,когда ребёнок адекватно сможет воспринять свалившуюся на него информацию. А это могут понять только его близкие.
Но затягивать и откладывать этот момент на долго,думаю,не стоит.
Не дай бог,он узнает это где-нибудь на стороне. А если ещё и в издевательской и насмешливой форме,то последствия могут быть очень печальными
И более того,стоит рассказать о его биологический родителях,действительно,как можно больше. И поддержать его,если захочет с ними познакомиться.Это очень сложно , но ребёнок на это имеет право.Он сам должен разобраться и понять,что его семья не та,которая отказалась от него, а эта - где его любят и понимают.

Рассуждать легко,а ситуация,на самом деле, не из лёгких:unsure-1:

gen-fl

Рассказать - а зачем?. Ребенку был год, он не знает своих настоящих родителей, да и не зачем. Lisa в чем может разобраться ребенок в 10 лет, только поставить его в тупик. Тех кого он считал родителями вдруг оказались ему чужие, и не известно кто его настоящие. На то и существует таинство усыновления, что бы никто ничего не знал.

Алексей

Несовременная отсталая точка зрения. Ребёнок и сам может догадатся с возрастом ( он же не похож на родителей) или не дай Бог подскажут.
Рвать человеческие корни могут только в России. И почему Вы решили если ребёнка усыновили то его родители обязательно плохие люди, может они погибли в автокотастрофе или одинокая мать умерла от рака. Да, даже если родители не самые лучшие ему будет что сравнивать.

Алексей

Радио Свобода
Тайна усыновления
Автор и ведущая Татьяна Ткачук

Татьяна Ткачук: Согласно законам - Семейному и Уголовному кодексам - в России, в отличие, скажем, от большинства стран Западной Европы и Соединенных Штатов Америки - соблюдается тайна усыновления. Чьи интересы защищает это положение - усыновителей или самого усыновленного ребенка? Имеет ли право человек знать правду о себе и о своих биологических родителях?

Об этом - сегодняшний разговор, в котором участвуют психолог Инна Хамитова, руководитель общественной организации "Право ребенка" Борис Альтшулер и юрист Ирина Звягинцева.

Здравствуйте, господа!

У нас в студии сегодня Ирина Звягинцева, которая еще 3 года назад была не Ириной, и не Звягинцевой. В возрасте 6 месяцев девочка была удочерена, а в 27 узнала об этом. Ирина, как обнаружилась тайна Вашего рождения?

Ирина Звягинцева: Как Вы уже сказали, в возрасте 27 лет об этом мне рассказала моя мама. Причем, я понимаю, что для нее это был достаточно серьезный поступок.

Татьяна Ткачук: Приемная мама.

Ирина Звягинцева: Приемная мама, да. И сделала она это, видимо, в тот момент, когда поняла, что не сделать или носить в себе дальше эту тайну она больше не может. Но я должна сказать, что и до этого момента я подозревала, я чувствовала, я догадывалась о том, что что-то не так, и даже такие догадки, что я была удочерена, и оба родители - они не мои, тоже меня посещали, но я, понятно, что принять этого не могла и всячески пыталась от этой информации отстраниться. В возрасте 27 лет я обратилась к маме с вопросом по совету психолога, то есть до этого я пошла к психологу со своими личными проблемами, который посоветовал мне узнать у мамы, как происходил процесс моего рождения.

Татьяна Ткачук: А чем был вызван такой странный вопрос психолога?

Ирина Звягинцева: Психолог сказала, что без информации о том, как проходили роды, нельзя выяснить некоторые моменты. У нее в процессе наших занятий были несостыковки, были какие-то несоответствия того, что я рассказывала о своей семье, о своем семейном сценарии, с тем, что она видела перед собой. Эти несостыковки нужно было как-то устранить. И в связи с этим я пошла к маме, задала этот вопрос, и она, я понимаю, приняв очень сложное для себя решение, все-таки мне об этом сообщила.

Татьяна Ткачук: Все равно получается так, что инициатором как бы этого разговора, этого вопроса были Вы, а не мама?

Ирина Звягинцева: Безусловно, инициатором была я, поскольку постольку эта тема была для меня актуальна. Надо сказать, что когда мама мне об этом сообщила, это не было какой-то ошеломительной новостью, это не было каким-то известием, которого я абсолютно не ожидала. Была ли я готова, не была - это другой вопрос, но это не было чем-то, что явилось для меня абсолютно неестественным, так скажем.

Татьяна Ткачук: Спасибо, Ирина. И нас прерывает звонок слушателя. Здравствуйте, представьтесь, пожалуйста.

Алексей

Ника Володина: Добрый день. Будьте любезны. Меня зовут Ника Володина. История моего усыновления произошла более 50-ти лет назад помимо моей воли и помимо воли моих родителей, которые были репрессированы. Мне поменяли имя, фамилию, даже день рождения. И в течение очень многих лет я пыталась восстановить данные о своих родителях. И единственное, что мне вернули, сообщили мое подлинное имя, крупу крови и другой день рождения, не тот, с которым я прожила более 50 лет. У меня вопрос: как мне все-таки узнать о своих родителях, потому что все отписки даются - "тайна усыновления"?

Татьяна Ткачук: Спасибо, Ника. Мы поняли Ваш вопрос, но вряд ли мы сможем отсюда из студии подсказать Вам, как это сделать, наверное, разве что на примере Ирины, которая у нас присутствует, мы просто расскажем Вам, как это происходило в Ирином случае. Ира обращалась и в архивы ЗАГСов, и в ФСБ, и к частным детективам, и, естественно, в органы опеки с просьбой помочь ей найти информацию о своих биологических родителях. Органы опеки отмахивались от нее, как Ирина говорила мне до передачи, как черт от ладана, несмотря на то, что в руках у Ирины был нотариально заверенный документ, согласно которому приемная мама не возражала против предоставления дочери подобной информации. Ни один из этих путей официальных, которым Ирина пыталась пойти, тем не менее, не помог. Я сейчас попрошу Ирину рассказать о том, как же все-таки она нашла своих родителей.

Ирина Звягинцева: Как уже сказала Татьяна, действительно, ни один из официальных путей не принес своего результата. Более того, практически ни один из неофициальных путей тоже своего результата не принес. И вот тот частный детектив, к которому я обращалась, в неофициальной беседе он рассказал мне, что за предыдущий год, к моменту моего обращения. За предыдущий год к нему обращалось 10 взрослых совершеннолетних людей, в основном это были женщины, как он сказал, с той же самой проблемой и с тем же самым вопросом. И ни в одном из десяти случаев, задействовав все свои каналы, он не смог им помочь. При том, что за это платятся сумасшедшие деньги, и они готовы были пойти абсолютно на все, чтобы получить эту информацию, эту информацию получить невозможно, она засекречена настолько, что только чудом, только счастливым стечением обстоятельств ее можно получить. Ну вот, как я считаю, в моем случае это произошло. Из той информации, которую мне дала моя приемная мама, я знала фамилию и имя своего биологического отца, поскольку она сказала мне фамилию, имя, отчество, которые были даны мне моими биологическими родителями, которые, естественно, потом, так же, как в случае с Никой, и с датой рождения тоже были изменены моими родителями. Так вот я знала фамилию и имя отца, и так же абсолютно эмпирическим методом был вычислен переулок, было вычислено называние улицы, на которой проживали мои биологические родители в момент отказа от меня. И мы пошли в местный ЖЭК, в местный ДЭЗ, и обратились к ним с просьбой (не сказать, что напрямую, там были задействованы всякие хитрости) и обратились к ним с просьбой найти этого человека, моего биологического отца, имея информацию о том, что в 73-м году он проживал вот в этом самом переулке. Этим людям из ДЭЗа, этим женщинам я просто буду благодарна по гроб жизни, потому что фактически их трудами эту информацию я получила. Два дня они потратили на то, что они перерывали эти домовые книги, потому что на тот момент это все было, естественно, не компьютеризировано. И спустя два дня я получила эту информацию, хотя абсолютно не рассчитывала, что...

Татьяна Ткачук: На успех.

Ирина Звягинцева: Да, абсолютно.

Татьяна Ткачук: Спасибо, Ирина. И вопрос у меня у Борису Альтшулеру: органы опеки, когда отказывали Ирине, я думаю, что пребывали в убеждении, сотрудники органов опеки, что действуют на основании закона, поскольку есть статья 155 Уголовного Кодекса Российской Федерации, которая подразумевает наказание за разглашение тайны усыновления лицами, которые обязаны хранить эту тайну как профессиональную. Но в данном случае непонятно - какой смысл, на Ваш взгляд, Борис, имело блюсти ее, если приемная мать сама рассказала дочери о ее происхождении? Ведь там в законе есть оговорка, что тайна перестает действовать, если она разглашена самим усыновителем. Борис, как Вы полагаете?

Борис Альтшулер: Я хочу сказать, что случай Ирины, конечно, в правовом поле гораздо легче, чем случай Нины. Он оказался труден только потому, что эти люди перестраховывались и не знали законов. В Уголовном кодексе написано - "карается против воли усыновителей", там это так сказано. Поскольку был официальный документ от мамы, усыновившей, что она не возражает, то они, конечно, должны были дать всю информацию. Но я хочу сказать Нике Володиной - запишите, пожалуйста (и другим радиослушателям) телефон организации "Право ребенка" 291-58-72 и 291-91-76. Впрочем, это по 09 тоже можно узнать в Москве, "Право ребенка". Ника, позвоните нам, пожалуйста, и мне, и юристу нашему, Ваш случай сложнее, потому что Ваши усыновительские родители, видимо, не могут уже дать разрешения. Но, поскольку родители репрессированы, мы попробуем действовать через "Мемориал" или Общество репрессированных узников ГУЛАГА. И я не исключаю, что, может быть, что-то удастся придумать, хотя неочевиден ответ.

Татьяна Ткачук: Спасибо, Борис. Я еще раз повторю для всех слушателей, кого интересует тема, которую мы сегодня обсуждаем, номера телефонов общественной организации "Право ребенка" 291-58-72 и 291-91-76.

И режиссер мне подсказывает, что у нас еще один слушатель на линии. Нет, сорвался звонок, и мы продолжаем разговор.

Меня в истории Ирины поразила горячность ее стремления, но в эфире она рассказала очень коротко о том, как проходили поиски ее семьи, а на самом деле история была трудная, долгая, выматывающая. Стремление увидеть своих настоящих родителей, своих родных родителей было очень велико. Инна, Вы защищали диссертацию по психологии матерей, оставляющих своих детей. Я не открою Америки, если скажу, что общество у нас обычно относится к таким женщинам резко негативно, и, как правило, никаких двойных оценок не допускается. На Ваш взгляд, почему, дети - как раз те, кто должен был осудить, стремятся, раскрыв тайну своего рождения, к этим матерям, а не от них?

Алексей

Инна Хамитова: Конечно, Татьяна, человек всю жизнь ищет себя, пытается понять, кто он в этом мире, за что он ответственен, за что нет, где его границы. И вот этот процесс очень силен в подростковом возрасте. Неслучайно у Вас, Ирина, это и началось примерно лет в 12. И в душе ребенка образуется некая пустота, он чувствует, что что-то ему не хватает, не хватает какой-то информации, причем, это все, естественно, на бессознательном уровне. И когда наконец это детективное расследование подходит к концу, то здесь скорее чувство облегчения, радости тому, что заполнена эта пустота. Ведь самое страшное - это то, что ты себе представляешь, а реальность всегда легче. А насчет обиды, гораздо чаще обида бывает на приемных родителей. Дело в том, что ребеночек, от которого отказываются, он очень чувствителен к вранью, к предательству, к бросанию. И вот это то, что приемные родители часто скрывают от него сам факт усыновления, ребенок может трактовать как вранье, как предательство - а это есть повторная травма. И должно пройти много времени прежде, чем он простит, поймет мотивы своих приемных родителей.

Татьяна Ткачук: Спасибо, Инна. Ирина, пожалуйста.

Ирина Звягинцева: Да, я хотела бы в подтверждение слов Инны как раз сказать о том, что, когда я узнала о том, что я была удочерена, никакого чувства обиды, только чувство именно легкости и освобождения. Чувство того, что ты узнаешь что-то, что ты уже знал давно, что ты давно чувствовал, но в этот момент тебе разрешили об этом говорить, это стало легитимным, и ты этим никого не обижаешь. Что касается чувства, которое я испытала к своей приемной маме, то это было чувство такой сильной благодарности, когда я узнала, что я не родная дочь, что я была удочерена, я поняла, насколько ей было сложно воспитывать меня. Ей же было неведомо, что человек, родившийся в другой семье и генетически не такой, как она, всю свою жизнь будет отстаивать свою самость. Она, видимо, предполагала, что своим воспитанием и она, и папа сделают меня другой. И когда они с этим столкнулись, я представляю, насколько им было сложно. И только чувство благодарности и еще большей любви, безусловно.

Татьяна Ткачук: Спасибо, Ирина.

Ирина сама стремилась найти семью, и, как говорит она сегодня, не жалеет о том, что сделала это произошло и что родителей своих она нашла. Но вот какой может быть реакция приемного ребенка, случайно узнавшего правду о себе? Рассказывает директор Республиканского Центра усыновления, опеки и попечительства Республики Коми Кристина Аверина.

Кристина Аверина: Остро воспринимаются эти все моменты в возрасте 14-15 лет. С ребенком может быть все, что угодно, начиная от бродяжничества, побега из дома. Часто портятся отношения, ребенок перестает воспринимать авторитет людей, которые вложили в него всю душу, то есть полное отторжение идет. Вот конкретный пример: женщина воспитывала девочку, души в ней не чаяла, все шло великолепно. "Добрая" соседка сказала девочке о том, что эта женщина не ее родная мать. Она просто обиделась на приемную мать, что ей лгала. Была произведена отмена этого удочерения, девочка попала в детский дом, женщина в итоге сейчас инвалид. Основная проблема, почему родители хотят сохранять тайну усыновления, это психологический такой момент - это признание своей несостоятельности в том, что они не могут иметь ребенка. Общество наше жестоко. И у нас существуют стереотипы, во власти которых мы находимся. Вообще психологи, педагоги считают, что говорить нужно, потому что должны существовать доверительные отношения изначально. Вопрос только должен быть решен таким образом - когда это сказать и кто должен сказать? Специалисты советуют, чтобы эта информация была непосредственно от самих родителей, либо же от какого-то близкого человека или от врача. Специалисты единодушны в том, что говорить нужно один раз и желательно это делать до школы. Потому что, когда ребенок попадает в школу, когда у него начинаются свои проблемы, адоптация, он же огромный стресс ребенок испытывает, и до школы ребенок должен это уже знать, потому что, не дай бог, в школе ему кто-то что-то пошепчет. Наше общество еще слишком жестоко. Ведь каждый видит в этом шаге, почему человек взял на воспитание ребенка, будь то под опеку или в приемную семью или на усыновление, они всегда думают: а зачем ему это нужно, какая выгода ему? Они не понимают, что просто люди стосковались, они хотят полноценную семью.

Татьяна Ткачук: Борис, скажите, среди специалистов органов опеки возникают ли когда-то дискуссии, может быть, среди правозащитников, которые занимаются этой тематикой, о том, как совмещается тайна усыновления с правом человека на информацию о себе, на право об информации о своей родословной, о своих предках, о своей настоящей фамилии, о дате своего рождения (без этого даже гороскопа профессионального составить невозможно. Может быть, для кого-то это неважно совершенно, а для кого-то очень значимо в жизни), на право знать свои генетические заболевания и лечиться грамотно, а не тыкаясь, как в темном лесу? Как совмещаются два эти два - тайна усыновления и право на информацию о себе?

Алексей

Борис Альтшулер: Никак не совмещаются, тайна усыновления нарушает это все, закон о тайне. И примеры, которые здесь приводились, они очевидно показывают. Даже взрослый человек - это счастливый вариант, в 27 лет узнала. А вот любовь Константиновна Селявина на недавней записи "Короткого замыкания" на телевидении, где я тоже участвовал, привела пример, когда мальчик в 17 лет узнал и выбросился из окна, случайно узнал. А в других случаях, сейчас замечательно сказала женщина, товарищ из Коми, что жестокое общество. Я вообще поражаюсь, почему доброе, хорошее дело обществом рассматривается как стыдное - что люди скажут? И все аргументы на этой передаче, там были люди, которые возражали категорически против раскрытия, что нужна тайна, они все исходили из того - общество сейчас такое, которое сразу начнет дразнить в школе. Общество, давайте станем другими, давайте станем, как в США, выходят перед телевизором и говорят - "вот, пожалуйста". Причем, я не призываю всех выходить. Ваш вопрос он очень простой, есть более сложные вопросы. Ваш вопрос: конечно, ребенок имеет право знать, и лучше, чтобы он знал раньше. Чем лучше? Потому что... Понимаете, почему Ева съела пресловутый запретный плод? Да потому что запретил Господь Бог, запретный плод сладок. Если ребенок будет заранее, он и не будет так стремиться, это все будет гораздо проще, снимется масса психологических проблем. Но не надо путать раскрытие тайны усыновления перед ребенком, и даже в каком-то кругу, вернее, неделание из этого никакой проблемы, это не значит, что надо на весь мир кричать и называть фамилию и обязательно открываться биологическим родителям асоциальным, которые могут начать преследовать, на водку, пользуясь чувствами ребенка.

Татьяна Ткачук: То есть просто шантажировать.

Борис Альтшулер: Этим они и занимаются очень часто. Но ведь, понимаете, есть 137 статья Уголовного кодекса, если не ошибаюсь в номере, - "Неприкосновенность частной жизни", ее обязаны соблюдать все служащие, все люди, которые обладают этой тайной. Если я приду к врачу, и врач начнет рассказывать кому-то о моих болезнях, я подам в суд. Но потому что есть, и не надо нам специально статью 155, которая приносит массу вреда. Я скажу еще, какой вред она приносит страшный: в России сейчас 183 тысячи детей в детских учреждениях. В России в год усыновляют посторонними родителями в прошлом году 7,4 тысяч - позорно низкая цифра. Почему? В первую очередь, потому что все-таки, усыновление, благое вроде бы дело, считается в России делом стыдным, люди боятся, что люди скажут. Надо перестать этого стесняться - это хорошее дело, доброе. Я просто обращаюсь к людям, которые имеют мужество пойти, как говориться, против этого жесткого предрассудка, в веках который. Давайте перестанем стесняться хороших дел и отменим эту статью 155-ю, при полном сохранении прикосновенности личной жизни.

Татьяна Ткачук: Но, боюсь, что общественная мораль такова, что не скоро отменятся те положения.

Борис Альтшулер: Можно я возражу?

Татьяна Ткачук: Пожалуйста.

Борис Альтшулер: Общественная мораль очень быстро меняется, зависит это от людей.

Татьяна Ткачук: В чем-то.

Борис Альтшулер: И в том числе и в этом. Для этого достаточно несколько позитивных примеров и все перестанут. Вот даже эта передача может иметь значение. Я настаиваю на том, что общественное мнение может меняться очень быстро, в том числе и в позитивную сторону, не только в негативную.

Татьяна Ткачук: Юрист Светлана Трошина в журнале "Трудовое право" написала очень эмоциональную большую статью, в которой она доказывает, что права усыновленных детей в России, благодаря сохраняющейся тайне усыновления, нарушаются по всем статьям - что это положение защищает интересы исключительно усыновителей. Сейчас я не буду останавливаться на юридическом аспекте этой проблемы, но, в частности, автор статьи пишет о том, что такой ребенок воспитывается в атмосфере постоянных лжи и недомолвок, причем, даже если он не помнит своих настоящих родителей, детская интуиция заставляет его отторгать - я цитирую - "чуждую сущность, не связанную с ним материнством". Ирина, это похоже на правду? Вам близки такие ощущения?

Ирина Звягинцева: Абсолютно близки, абсолютно права автор этой статьи. Потому что все, что происходило в моей приемной семье, большинство из того, что происходило в моей приемной семье, было мне непонятно на каком-то интуитивном тонком уровне. То есть, условно говоря, мы говорили с ними, с моими родителями на разных языках. И выучить их язык, даже, несмотря на то, что меня в шесть месяцев, я не смогла, как и они не смогли выучить мой язык. И ярким примером этого как раз явилось то, что, когда я нашла свою родную биологическую семью, и первая моя встреча состоялась не с мамой и не с папой, которого, к сожалению, уже давно нет в живых, а с моим братом, с первой же секунды я вдруг поняла, что значит встретить родного человека, что значит твои настоящие биологические родственники, что значит заговорить с человеком на абсолютно понятном тебе языке, когда можно не продолжать предложение, или можно то же самое предложение, которое он сейчас произносит вслух, проговорить про себя с точно такой же расстановкой, с точно таким же порядком слов в этом предложении.